Я шепотом попросил толмача, чтобы он хотя бы в общих чертах рассказал, о чем она говорит, но он, к моему удивлению, не обратил на мою просьбу никакого внимания. Ему в эти минуты было совсем не до меня.

Затем Беовульф встал, поднял кубок и обратился к собравшимся ратникам и воинам с довольно продолжительной речью. После паузы он стал называть одно за другим имена воинов, которые вставали со своих мест, подходили к Беовульфу и занимали места рядом с ним. Не все имена были названы Беовульфом; я насчитал одиннадцать, а затем он выкрикнул и собственное имя.

Заметил я и то, что такой ход событий изрядно обрадовал Торкеля, который даже сразу стал вести себя как-то по-королевски. Беовульф же не обращал на него внимания и не выказывал в его адрес ни злобы, ни раздражения. Торкель явно потерял для него какое-либо значение и интерес, и это при том, что всего несколько минут назад напряженная враждебность, возникшая между ними, буквально висела в воздухе и была очевидна даже мне.

Затем, к моему изумлению, все та же старуха – так называемый ангел смерти – ткнула в мою сторону корявым пальцем, произнесла какие-то заклинания и после этого без дальнейших слов покинула зал. Только теперь наконец заговорил мой переводчик. Вот что он мне сказал:

– Беовульф призван богами уехать отсюда, причем немедленно, забыв обо всех своих делах и заботах. Ему предназначено стать героем, который, если будет на то воля богов, отведет смертельную угрозу от северного королевства. Это уже решено, как решено и то, что он берет с собой одиннадцать храбрых воинов. А еще он должен взять с собой тебя.

Все еще не понимая, насколько серьезно изменилось мое положение, я попытался возразить и объяснить через переводчика, что у меня есть поручение от моего повелителя – халифа и что я должен следовать в царство булгар, не задерживаясь по дороге.

– Все сказано ангелом смерти, – спокойно произнес переводчик. – В отряде Беовульфа должно быть тринадцать человек, и один из них должен быть иноземцем, а не норманном, так что тебе и суждено стать этим тринадцатым.

Я возразил, что я на самом деле вообще никакой не воин. Я привел все доводы и аргументы, которые, с моей точки зрения, могли быть поняты и приняты во внимание этими грубыми дикарями. Я потребовал, чтобы толмач передал мои слова Беовульфу, но он в ответ просто отвернулся и вышел из зала, бросив мне напоследок через плечо:

– Собирайся в дорогу и не мешкай. Вы отправляетесь в путь завтра на рассвете.

Вот таким образом, не по моей воле, было прервано мое путешествие в царство Йилтавара, правителя Сакалибы, и вот почему я не смог оправдать доверие аль-Муктадира, повелителя правоверных и халифа Города Мира. Я дал все возможные в моем положении объяснения и указания Дадиру аль-Хурами, а также посланнику Абдалле ибн-Басту аль-Хазари и, конечно, придворным Такину и Барсу. Затем я был вынужден расстаться с ними, и какова была их дальнейшая судьба и увенчалось ли успехом их посольство, мне так и осталось неведомо.

Что касается меня самого, то я считал в тот день, что могу смело записывать себя в покойники. Словно в могилу, ступил я на палубу одного из норманнских кораблей, который поднял парус и направился вверх по реке Волге – в далекий путь на север, с двенадцатью викингами на борту. Вот как звали их:

Беовульф, вождь и командир; его заместитель, или капитан, Эхтгов; его воины и представители знатных родов – Хиглак, Скельд, Вит, Ронет, Хальга; его храбрые ратники и бойцы – Хельфдан, Эдгто, Ретел, Хальтаф и Хергер[9]. Был среди них и я – не владеющий их языком и лишенный возможности понимать их и вообще все происходящее, поскольку человек, который до того был моим переводчиком, остался в лагере на берегу Волги. Редким везением или же особой милостью Аллаха можно объяснить то, что среди отправившихся в путь викингов был один воин, по имени Хергер, отличавшийся от всех остальных любознательностью и некоторой образованностью: на мое счастье, он довольно сносно изъяснялся на латыни. С его помощью я мог общаться с остальными викингами, его же спрашивал и обо всем, что мне было непонятно в их поведении и поступках. Хергер был еще молод и отличался на редкость веселым нравом; он находил смешную сторону буквально во всем, что происходило с нами, и считал своим долгом шутить по каждому поводу. Особенно сильный приступ веселья вызвало у него мое мрачное настроение в первый день путешествия.

Сами норманны считают себя лучшими мореплавателями в мире, и в их речах и сказаниях я действительно не раз замечал большую любовь к океану и морским путешествиям. Что касается нашего корабля, то выглядел он так: в длину достигал двадцати пяти шагов, а в ширину – чуть более восьми. Построен он был на редкость грамотно и надежно. Основным материалом служила древесина дуба. Вся ладья была выкрашена в черный цвет. На мачте закреплялся прямой квадратный парус из плотной ткани, а в качестве снастей викинги использовали кожаные канаты, сделанные из тюленьих шкур[10]. Рулевой нес вахту на небольшой платформе у кормы и работал веслом, закрепленным в борту ладьи – так, как это было заведено у римлян. На судне были установлены скамьи для гребцов, но я ни разу не видел, чтобы мои спутники брались за весла; все время пути мы продвигались вперед, искусно маневрируя под парусом. На носу корабля находилась вырезанная из дерева голова какого-то морского чудовища, как это нередко можно увидеть на норманнских судах; соответственно, корма была украшена хвостом этого неведомого зверя. Ладья была на редкость устойчива на воде и достаточно удобна для длительного плавания. Уверенность моих попутчиков в своем судне воодушевила и меня.

Рядом с площадкой рулевого было устроено некое подобие подвесной кровати: груда шкур на куске растянутой над палубой сети. Это была, если так можно выразиться, постель, предназначенная Беовульфу; остальные воины спали где придется, лишь заворачиваясь в теплые шкуры, и так же был вынужден поступать я.